Буря здорово потрепала дно. Владе не хотелось ставить на него ноги, пусть даже он был в ластах, – казалось, какой-нибудь осколок стекла мог запросто их распороть, как случилось однажды с его братом, когда они были детьми. Поэтому Владе двигался над дном в горизонтальном положении, внимательно его осматривая. Вот наполовину скрытый в песке деревянный ящик, правда, не из тех, где могли бы храниться сокровища; вот кусок бетона с торчащей арматуриной, способной разрезать кого-нибудь пополам; вот кресло, стоит на дне так, словно когда-то здесь была чья-то гостиная. Какое оно дивное, это межприливье.

* * *

Тем вечером он ужинал на мостике с Айдельбой и ее командой.

– Песок там остался, – сообщила Айдельба ребятам. – Немного, но есть. Нужно и дальше его насыпать.

Ей ответил Абдул, алжирец, любивший подерзить марокканцам:

– Я читал, когда строили Джонс-Бич, Роберт Мозес очень злился, потому что песок постоянно сдувало ветром. Ему объяснили, что дюны не разлетались благодаря колосняку, так он пригнал на пляж тысячу садовников, и те высадили миллион осоковых семян.

Все рассмеялись.

– Мы вывезем Джонс-Бич, – сказала Айдельба. – Кони-Айленд, Рокавей, Лонг-Бич, Джонс-Бич, Файер-Айленд. До самого Монтока. Перенесем все к новой границе прилива.

Команда, очевидно, воспринимала эту бесконечную работу как благо. Прямо как работа в Мете – она никогда не заканчивалась. Абдул поднял стакан, остальные последовали его примеру.

– До чего же легко наш «Сизиф» осчастливить! – провозгласил Абдул, и все выпили за это.

* * *

Потом остальные принялись играть в карты, а Владе с Айдельбой вышли посмотреть на морской фасад.

– Что собираешься делать дальше? – спросил ее Владе, не зная, как выразиться точнее.

– Ты сам все слышал, – ответила она. – Останусь здесь, буду работать.

– А как же твоя доля золота?

– О да, буду рада ее получить.

– Благодаря ей ты, наверное, можешь больше не работать.

– С чего мне все бросать? Мне это нравится.

– Я знаю.

– А ты что, бросишь управлять своим зданием?

– Нет. Мне тоже нравится. Может, только найму еще помощников. Тем более что пришлось кое-кого уволить.

– Ну, у тебя есть целый кооператив, чтобы этим заниматься.

– Есть. Хотя мне нравится самому работать.

– Как и всем.

В тусклом свете сумерек он взглянул на нее. Ее ястребиный профиль, хищная стать, устремленный вдаль взгляд. Бруклин выглядел почти идеально черным, лишь с рассеянными отблесками света между берегом и линией горизонта.

– А как же мы? – отважился спросить он.

– Что – как же мы? – Она избегала смотреть на него.

– Ты будешь здесь, а я в городе.

Айдельба кивнула.

– Это не так уж далеко. – Она взяла его под руку. – У тебя твоя работа, у меня своя. Наверное, мы будем продолжать этим заниматься. Я иногда буду заглядывать в город по выходным, или ты можешь приезжать сюда.

– Ты можешь купить себе маленький дирижабль.

Она рассмеялась.

– Не уверена, что это будет намного быстрее.

– И то правда. Но ты понимаешь, что я имею в виду.

– Наверное. Да. Я буду летать к тебе.

Он почувствовал, как его легкие наполнились воздухом. Азотный наркоз. Ветер с суши. Спокойствие, которого он не испытывал так долго, что забыл, каково это. Не мог понять, что это. Едва его чувствовал – настолько странным было это ощущение.

– Звучит неплохо, – проговорил он. – Мне это нравится.

* * *

Следующим утром он поднялся на палубу. Он спал с Айдельбой на ее кровати и выскочил на рассвете, не будя ее. Она спала с открытым ртом, будто маленькая девочка. Пусть на самом деле она и была немолодой уже магрибской женщиной.

Удивительно было стоять на мостике буксира и смотреть на побережье. Далеко на востоке вспучивались белые рифы, отмечавшие Рокавей-Бич – крошечный лоскуток Лонг-Айленда, невидимый за Бризи-Пойнтом. С другой стороны в это ясное утро виднелся не только Статен-Айленд, но даже мерцание окон в Джерси. Нью-Йоркская бухта, разделенная проливом Нарроус. На исходе ледникового периода, как рассказывал мистер Хёкстер, долину Гудзон, от Олбани до Бэттери, заполняло ледниковое озеро. Тающий лед с великой северной шапки заполнял ее все больше и больше, пока вода не вышла через Нарроус в Атлантический океан, который в то время начинался лишь в нескольких милях к югу. На протяжении примерно месяца, пока озеро не осушилось, напор был в сто раз сильнее течения Амазонки. После этого Нарроус стал глубже, а когда уровень океана поднялся достаточно высоко, ледниковое озеро заполнилось снова и превратилось в тот фьорд, которым является теперь. А под голубыми волнами, на которые смотрел Владе, тот прорыв Гудзона оставил подводный каньон, и он до сих пор прорезал континентальный шельф. В молодости Владе даже туда нырял. Это был очень впечатляющий каньон, бороздивший шельф вплоть до вымоины перед абиссальной равниной. И сейчас, обычным осенним утром, вся эта страшная глубина, вся история катаклизмов скрывалась под гладью голубой воды, легонько колыхаемой морским бризом.

Может быть, он сам был озером. Может быть, он сам прорвался через Нарроус. А Айдельба была могучим Атлантическим океаном. И всему этому не было конца. А кто-то еще должен осчастливить «Сизиф». И сделать это вправду было легко, особенно в такое утро, как это.

* * *

Настал день выборов, и Шарлотт победила. Айдельба приехала в город и присоединилась ко всем на праздновании в общей комнате Мета. Она помогла Владе подготовить комнату, а в таком деле, конечно, помощь нужна всегда. Во Флэтайроне тоже хотели устроить праздник и предложили заставить лодками все шесть акров бачино Мэдисон-сквер, чтобы выложить временный пол из платформ и танцевать прямо на воде. Это долго обсуждалось, но в итоге от идеи было решено отказаться как от слишком трудоемкой. Но гулянья распространятся повсюду – на крыши и террасы по всему периметру площади и на крупные суда в бачино. И действительно, в итоге между восемью баржами и зданиями вокруг площади проложили трапы, по которым всю ночь потом ходили веселящиеся люди. Некоторые даже умудрились упасть в воду.

Сама Шарлотт не показывалась до полуночи – в тот день ей пришлось работать в своем обычном режиме. Вернувшись, она оказалась не рада, что ее режиму суждено нарушиться, но еще сильнее ее раздражало, что это навсегда. Она предлагала и дальше возглавлять Союз домовладельцев, совмещая это занятие с работой в конгрессе – это, по ее словам, не запрещалось, – но большинство надеялось, что она все-таки придет в себя и поймет, насколько это непрактично. Не говоря уже о возможности конфликта интересов.

– Я собираюсь приезжать по выходным, – заявила она в своей победной речи, с которой ее уговорили выступить. – Не знаю еще как, учитывая, что буря здорово попортила рельсы, но буду. Жить там мне не нравится.